Дракон якудза - «Стиль жизни»

Традиция гран-туров – «больших путешествий» – была со времен эпохи Возрождения обязательной для детей европейских аристократов. Это был завершающий этап в образовании юных наследников. Обычно маршруты пролегали с севера на юг – из Англии, Германии, России через Францию и Австрию в солнечную Италию, колыбель европейской цивилизации.

Наследник русского престола Николай Александрович не был исключением в случае традиции «большого путешествия», однако маршрут его гран-тура был в буквальном смысле этого слова «экзотическим». 22-летний Николай направился на Восток.

Восточное путешествие цесаревича продолжалось почти год. Вместе со спутниками будущий царь проехал более 51 тыс. км – из них 15 тыс. км железными дорогами и 22 тыс. км – морем.

Впрочем, отправился Николай сначала на Запад. 23 октября (4 ноября) после торжественного молебна в Гатчине цесаревич поехал вместе с большой свитой на поезде в Вену, а оттуда – в порт Триест.

«Засыпая накануне в дрожащей мгле катящегося в ночи вагона, утром уже приходилось вставать среди совершенно незнакомой области образов и красок: то видеть золотые лучи солнца над иззелена-синим морем, то окаменевшие в доисторическом быте народы внутренней Индии, то создания гордого мусульманского искусства, средь праха местных разрушенных культур…» – описывал впечатления от путешествия спутник Николая, русский дипломат князь Эспер Ухтомский.

Кроме Ухтомского, сопровождали Николая Александровича генерал-майор князь Владимир Барятинский (он был назначен руководителем предприятия и лично отвечал за наследника), трое бравых адъютантов из лейб-гвардии и художники Николай Гриценко и Николай Каразин.

Маршрут через Австро-Венгрию был выбран, чтобы русский цесаревич не пользовался проливами, Босфором и Дарданеллами – их контролировали недружественные турки. Было решено ехать через союзную тогда Санкт-Петербургу Вену. А из австрийского порта Триест направиться к Суэцкому каналу, чтобы попасть в Индийский океан.

На крейсере – к сказочной Инсулинде

Морскую часть путешествия Николай Александрович проделал на борту крейсера «Память Азова». Его назвали так в честь русского корабля «Азов», отличившегося в бою при Наварине – когда русско-англо-французская эскадра разбила турок. Этот крейсер, вероятно, был выбран неслучайно – кроме символической «родословной», указывающей на полное право России быть на равных с другой Европой, это был новейший русский боевой корабль.

На фрегате (так тогда называли «Память Азова») Николай отправился к Суэцу. Перед этим он посетил Грецию – там погостил у родственников из династии греческих Глюксбургов. Там же к нему присоединился троюродный брат Георг – он впоследствии спасет Николаю жизнь.

Сегодня мы видим наводненные зрителями веселые улицы Вены. Грохот салютов несется с эскадры, на следующий день, по гулкому заливу Триеста. Волнистыми линиями всплывают скоро вслед затем спокойные острова греческого царства. <...> От примелькавшихся развалин Акрополя морская пучина уносит, наконец, все дальше и властнее на чужбину. Африка… Узкий и до игрушечных размеров невзрачный Суэзский (sic!) канал… И вдруг Каир, – Каир арабских сказок и последнего слова европейской цивилизации, пересаженной на африканскую почву»

князь Эспер Эсперович Ухтомский

автор книги «Путешествие на Восток Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича. 1890-1891», русский дипломат

Корабли проходили тогда через Суэцкий канал довольно долго, поэтому Николай успел пройти вверх по течению Нила – и добраться до места, где сейчас расположена Асуанская плотина. Вернувшись на борт «Памяти Азова», наследник русского престола в сопровождении еще двух кораблей – «Владимир Мономах» и «Адмирал Корнилов» – направился сначала в Аден (современный Йемен), а потом – в Индию.

В Индию – оцените скорость передвижения! – Николай прибыл в начале декабря, 11-го числа. По жемчужине британской колониальной империи цесаревич путешествовал усердно – он посетил Тадж-Махал и Хармандир-Сахиб (Золотой храм), а также обычную деревню Эллора, известную своими пещерами и каменными замками.

«Старые, поросшие мохом священные пещеры, убежища змей и предмет культа сравнительно немногих ревнителей. Целый город художественно задуманных храмов и кумиров, высеченных в скалистой гряде.

Смуглый, полунагой, забитый, удивленный народ, толпами сбегающийся на дороги посмотреть на невиданного высокого гостя, который, как им сказали, приехал сюда с волшебного, непонятного, но могущественного Севера, где правит Белый Царь.

У многих туземцев, мужчин и женщин, в общем есть что-то, напоминающее наше простонародье: красный излюбленный цвет одежды, по бабьему повязанные платки, оклад лица», – описывал приключения цесаревича Ухтомский.

Оттуда Николай и свита направились в Коломбо. По пути через Индию будущий император приобрел множество предметов быта и искусства, а также индийское холодное оружие.

Так писал об острове Цейлон (Шри-Ланка) Ухтомский: «Из лазурных вод океана, из чертогов бога Вишну, поднялся нам на встречу очарованный остров, вокруг которого творчество индийского мифа,
буддийских легенд и мусульманского или точнее арабского простонародного предания сплели и до наших дней сплетают венок поэзии в ореоле святости и красоты. Цейлон!»

Покинув остров, полный райских птиц и черных буйволов, прятавшихся возле «уединенных прудов с лотосами», Николай едет в Сингапур – главный логистический центр Юго-Восточной Азии. Ухтомский отмечает, что

в сингапурских краях «сравнительно недавно» цвела малайская вольница – «викинги тропиков, азиатские варяги с оливковым цветом лица», грабившие торговцев и успокоившиеся лишь при «воцарении белых». Оттуда «Память Азова» направляется в сторону Индонезии. Или – по-старому – Инсулинды, «Островной Индии».

Посетив Яву – край вулканов – юный цесаревич задержался в Сиаме – Таиланде. Везде Николая встречали по высшему разряду – британские губернаторы принимали русского grand prince в своих резиденциях, устраивали перед ним парады, военные корабли королевского флота салютовали ему. Торжественный прием был устроен и в независимом Сиаме. «Король Чулалонкорн, говорят, с живейшими благоположениями готовится встретить и со сказочным блеском принять Дорогого Гостя и вообще всю нашу эскадру», – вспоминал Ухтомский.

Впоследствии он описал встречу русской эскадры – за Николаем и его свитой Рама V отправил «странного типа узкие гребные суда, почти пироги дикарей». На них «десятки костюмированных в алую одежду молодцев» гребли. Изогнутые носы пирог были украшены «в форме чудища и позолочены». Между гребцами же были устроены балдахины с подушками. Грохотали салюты, и сквозь дым свита русского цесаревича подходила к богато украшенной цветами пристани. «С тех пор, что <...> прибыло блестящее посольство Людовика XIV, туземцы не испытывали одинаковых чувств радостного смущения и полного доверия, не встречали никого с большим радушием, нетерпением и надеждой», – говорится в книге.

Рама V наградил Николая Александровича орденом; спустя несколько лет сиамский король и сам отправился в Россию с ответным визитом, а его дети стали первыми принцами Сиама, поехавшими в гран-тур по Европе.

Японский городовой и татуировка

После многочисленных приключений в Африке, Индии и сказочной Инсулинде (Николай и Георг охотились на слонов и тигров, смотрели на танцы в святилищах французского Индокитая, осматривали чайные плантации в Китае), крейсер доставил русского цесаревича в Японию.

Его сопровождали сразу шесть военных кораблей Русского императорского флота. У японских берегов Николай сотоварищи отметил Пасху.

«В полдень Светлого Воскресенья Августейшие путешественники завтракают в кают-компании «Азова», смотрят днем с кормового балкона на забавный японский фейерверк (с распускающимися по ветру из клочьев черного дыма – от маленьких бомб и ракет – разнообразными флагами и шарами, причудливыми человеческими фигурами, драконом и птицами из цветной бумаги), изволят принять приглашение на обед с «Адмирала Нахимова» и присутствуют там на мастерским исполняемом нижними чинами спектакле – идут две комедии из крестьянского быта», — пишет Ухтомский.

Николай побывал в Кагосиме, Нагасаки и Кобе, а также в Киото. «Япония мне страшно нравится, это совершенно другая страна, непохожая на те, которые мы до сих пор видели», – писал Николай матери-императрице Марии Федоровне.

В Нагасаки будущий царь сделал себе татуировку – по английской моде. Николай попросил принимавших его японских сановников устроить ему встречу с местными мастерами татуировки. Просьба была встречена с удивлением – обычно рисунки наносили на свою кожу члены якудза, японской организованной преступности. Но назавтра на борт «Памяти Азова» доставили двух мастеров, которые набили драконов Георгу и Николаю.

На некоторых фотографиях последнего русского императора видно, что его предплечье украшал черный дракон. В конце весны, 29 апреля (11 мая) 1891 года Николай вместе с греческим братом принцем Георгом и японским князем Арисугавой Такэхито поехали в городок Оцу – любоваться видом озера Бива. После обеда кортеж принцев отправился в Киото. Рикши везли за ними свиту.

«Вчера и сегодня – страшные дни! Великое и знаменательное путешествие Царского Первенца на Востоке отмечено и отчасти прервано на исходе своем неслыханным злодеянием. С чего начать? Мысли путаются. Страницы дневника кажутся окропленными кровью… До чего пришлось дожить! Что довелось увидеть!!» – писал Ухтомский.

Японские власти приняли жесткие меры безопасности, но Николая все равно попытались убить. Один из городовых, Сандзо Цуда, вооруженный катаной, подбежал к повозке цесаревича и ударил его мечом по голове. Николай в последний момент обернулся, и меч лишь резанул его. В этот момент вновь замахнувшегося японского городового сбил ударом с ног принц Георг – и тем самым спас жизнь брату.

«В то же мгновение принц Георгий соскочил со своей джинрикши и ударил злодея сзади бамбуковой тросточкой, между тем, как главный (оглобельный) возница Его Высочества с редким хладнокровием и мужеством бросился под ноги полицейского и, схватив их руками, повалил его на землю.

Подскочивший же возница принца Георгия видя, что злодей выронил саблю при падении, поднял ее и двумя ударами по шее и по спине привел его в почти бесчувственное состояние и в невозможность встать на ноги».

Первыми словами Николая после покушения в Оцу были: «Это ничего, только бы японцы не подумали, что это происшествие может чем-либо изменить мои чувства к ним и признательность мою за их радушие».

Об инциденте узнал император Японии Мэйдзи. Он был ужасно опечален и лично навестил Николая в гостинице. Аудиенция продолжалась 20 минут и «имела задушевный характер». Спустя несколько дней русская эскадра унесла наследника к берегам Владивостока, и обратно в Санкт-Петербург Николай ехал по Транссибирской магистрали – он же и открывал ее за несколько лет до своего Восточного путешествия.

Николай прибыл в Японию в неспокойное время — в стране царила ксенофобия, вызванная модернизационными реформами императора Мэйдзи. В ноябре 1890 года было даже совершено нападение на русское консульство.

Есть несколько версий о причинах нападения. По одной — японский городовой Цуда был самураем, недовольным своей судьбой, фанатиком. «Тсуда Санцо глубоко ненавидел иностранцев вообще. За 8-летнюю службу свою в полиции, охрана нетерпимых им пришельцев входила в круг его обязанностей. Нрава он был сурового и нелюдимого, и его же товарищи отзываются о нем, как о человеке желчном и с дикими инстинктами, хотя крайне внимательном к своим служебным обязанностям», — приводит Ухтомский выдержку из «Правительственного вестника».

Нападение же вызвала, по этой версии, овация, которую жители
города устроили наследнику русского трона.

Сам Цуда заявлял, что вспомнил о событиях 20-летней давности — когда он был героем подавления Сацумского восстания Сайго Такамори (эти события в приукрашенном виде изображены в фильме «Последний самурай»). Сам бывший самурай, он устыдился того, что пошел против других самураев Такамори, и также увидел, что Николай и Георг якобы не выразили должного почтения памятнику жертвам восстания. К этому же добавилось его подозрение в том, что цесаревич и принц были шпионами.

Нападавшего приговорили к пожизненной каторге, но он — по официальной версии — умер от пневмонии вскоре после суда. Неофициально — правящие круги Японии были не против его смерти.

У Николая после этого покушения остался 9-сантиметровый шрам на голове. Всю жизнь русского императора потом мучили иногда головные боли.