Оксана Акиньшина: «До Арчила никому не удавалось так мощно на меня влиять» - «Красота»

Актриса признается, что стала мудрее, и в этом заслуга мужа. Подробности — в интервью

Когда ничего не предвещает грандиозных перспектив, обычно и случаются те самые чудеса. Появившись на свет в самой обычной семье автослесаря и бухгалтера в рабочем районе Купчино, Оксана Акиньшина неожиданно была захвачена кинематографом и, что примечательно, не потерялась потом, как многие звездные дети, мелькнувшие на экране, а превратилась в актуальную актрису современности, чье имя в титрах гарантирует успех. И если характер — это судьба, то ее шальной, независимый нрав всегда притягивал как значительных режиссеров, так и неординарных мужчин. Обо всем этом — в интервью журнала «Атмосфера».

— Оксана, вы уже снимались в иностранном ужастике, а сейчас на экранах кинотеатров выходит с вашим участием наш, отечественный хоррор «Рассвет». В чем для вас уникальность этого проекта?

— Жанр интересный, команда отличная, очень дружеская. Правда, я на площадке провела всего три дня, но они были замечательные: в холоде, в крови, в грязи, в старом здании Московского института биоорганической химии РАН, которое построено еще в начале восьмидесятых годов. Для этой истории в самый раз.

— Насколько я знаю, там актуальный сюжет: увлечение современных людей многочисленными методиками изменения сознания. У героини погибает брат при загадочных обстоятельствах, ее начинают мучить кошмары. Вы испытывали что-то подобное в реальности?

— Когда-то да, меня преследовали панические атаки. Мне кажется, каждый человек в кризисные моменты сталкивается с чем-то подобным. И с тяжелыми внутренними переживаниями в том числе. Тем более люди нашей профессии — впечатлительные, эмоциональные.

— А потребность в адреналине испытываете?

— А как же! В ярких эмоциях! Особенно при моей привычке к самокопанию и страшном перфекционизме.

— Поделитесь, как спасаетесь от самоедства — медитациями, йогой?

— Это как раз совершенно чужеродная для меня среда. Чушь какая-то. Не верю в нее. Сколько видела людей, глубоко погруженных в эти духовные практики, которые в кризисные моменты показывали себя совсем не с лучшей стороны. Так что не спасало это их.

— Вам свойственно уходить во внутреннюю эмиграцию, защищаясь от внешних факторов?

— Да, это точное определение. Мне это приходится делать под давлением разных, не зависящих от меня обстоятельств. Но я и по сути одиночка и нуждаюсь в уединении.

— Насколько вам важно быть интересной самой себе как личность?

— Это главное, поэтому нередко себя грызу, все кажется, что я в чем-то отстаю. И никак не удается убить в себе хотя бы половину моей чудовищной лени. Но в настоящий момент я нахожусь в равновесии, наверное, энергосберегающий период сейчас.

— Вы ориентированы играть в разных жанрах?

— Разумеется. Но артисты ведь все равно заложники рынка. Можно сколько угодно мечтать о роли феи-чудесницы, но соглашаешься сниматься в фильме про войну, поскольку скоро 9 мая. Сейчас, между прочим, хорроры как раз вошли в моду — многие за них берутся. Параллельно их разбавляют какими-то патриотическими фильмами, а также сериалами про любовь. Вот хочется какой-то компании провести время на море, они берут сценарий и летят его туда снимать… Так же все устроено. Я же почему-то в основном работаю в менее комфортных условиях. (Улыбается.) Но мне повезло — и я не привязана ни к одному амплуа.

— У вас вообще счастливая биография. Любопытно, какая любимая сказка у вас была в детстве? «Золушка» вам очень подходит, но вряд ли же она.

— Скорее «Красавица и чудовище».

— Ныне у вас внешность голливудской дивы тридцатых годов, а девчонкой вы ощущали себя эффектной?

— Нет. Я же всегда была худой, а что в этом привлекательного?!

— Но сейчас вам нравится наряжаться?

— Я совсем не шопоголик. Для себя, по крайней мере. Лучше куплю что-то детям, какие-то хозяйственные мелочи, предметы для интерьера… Так что я экономная хозяйка, умею копить и не спускать все финансы на одежду.

— Подростком вы мечтали быть ветеринаром…

— Да, но еще больше хотела быть женщиной-военным, ходить в форме. С Деми Мур тогда еще фильм вышел «Солдат Джейн»…

— Но судьба вам уготовила другой путь. Вас, двенадцатилетнюю, заметил Сергей Бодров и позвал в свой фильм «Сестры», за который вы сразу получили приз «Кинотавра». Каким вам запомнился Сергей? Мне кажется, он был эталоном мужчины…

— Я бы не стала его идеализировать. Он был сдержанный, очень закрытый человек, но при этом с ошеломляющей энергетикой — манил к себе. Конечно, я была в него влюблена, он был для меня добрым принцем.

— Вы росли пацанкой, которая дружила с ребятами и терпеть не могла женский пол. Это так?

— Все верно. И это крайне негативная история для женщины. Прямо очень плохая. Девочки должны быть принцессами с самого раннего возраста, надо взращивать в себе эту женскую энергию чуть ли не с младенчества. Вот наша двухлетняя Эмми уже кокетка! Если я свою женственность стала распознавать только после рождения второго ребенка, то она свою ценность осознает уже с рождения. В остальном же она Акиньшина, только грузинка. Эмми Геловани — абсолютный ураган!

— Дочка примирила вас с женским родом?

— Да, я была крайне нетерпимой. В женскую дружбу никогда не верила. Подруга у меня появилась уже только в сознательном, зрелом возрасте. И я тепло отношусь к ее дочке, с которой энергетически очень схожа. Но круг дам невелик в любом случае. А с мужчинами во взрослом возрасте дружить сложно: это либо те, с которыми тебя связывали когда-то отношения, либо те, кто хочет с тобой в эти отношения вступить, и трудно бывает контролировать процесс. Но если обсуждать дружбу вообще, то я не ищу новых знакомств — мне хватает уже имеющихся. Любые отношения, как ни крути, требуют энергетических затрат, а у меня нет такого потенциала.

— Вот вы говорите, что у вас нрав непростой, между тем со своими бывшими любимыми вы остаетесь в нормальных взаимоотношениях…

— Вы имеете в виду Сергея Шнурова? Журналисты почему-то любят мусолить эту давнишнюю историю. Или Дмитрия Литвинова? Так у нас же с ним общий сын, наш первенец, девятилетний Филипп. Во-первых, нам всем не пятнадцать лет, чтобы расставаться врагами и больше не общаться. Это странно ведь. Во-вторых, я человек логичный и рассудочный, умею уже без помощи психологов разбираться во многих ситуациях.

— С Литвиновым вы иногда работаете вместе. А со Шнуром созваниваетесь?

— Нет. Но была недавно у него на концерте.

— Вам нравится, в какую сторону он развивается?

— Честно? Нет. Хотя наблюдаю и позитивные моменты, касающиеся какой-то внутренней составляющей целостности. Но вряд ли он станет прислушиваться к моим комментариям.

— Как-то вы красиво сказали, что с человеком расстаешься, когда его уже разгадал и нет стремления двигаться дальше вместе…

— Тема разрывов болезненная. Мы же все растем, меняемся под влиянием других людей, которые встречаются на нашем пути, периодически возникают какие-то проблемы, позволяющие лучше разглядеть, кто рядом с тобой… Притом что первоначально мы же все уверены, что именно этот человек является тем единственным. Я стала гораздо спокойнее, научилась гасить вспышки гнева, какие-то взрывы своего огненного темперамента. И если уж совсем откровенно, то скорее меня меняли мужчины, которые были рядом.

— Готовясь к интервью, я обнаружила, что у вас зарубежных наград значительно больше, чем отечественных, — приз на международном фестивале в Стокгольме, приз зрительских симпатий как лучшей актрисе Швеции, «Золотой жук» Шведской киноакадемии, награда европейского фестиваля в Штутгарте как молодой, перспективной актрисе…

— Все их я получила очень давно и даже уже об этом не вспоминаю. У мамы дома они все хранятся.

— Вы можете сравнить съемочный процесс российский и зарубежный. В чем главное отличие?

— В качестве снятой продукции. Раньше и обстановка на съемках сильно отличалась, но теперь на хороших коммерческих проектах все тоже очень достойно — очевидно более ответственное отношение к работе. Но что касается лично меня, то мне все равно где сниматься: в отечественном или иностранном кино, мне важен материал. И я точно не из тех, кто будет бегать по зарубежным кастингам. В те картины, в которых я принимала участие, меня сами звали.

— У вас свободный английский?

— Посредственный. Роль я учу, ну и в быту могу объясниться.

— Вы не раз признавались, что долгое время съемки принимали как должное и далеко не сразу осознали их кайф. Когда произошел перелом?

— На картине Валерия Тодоровского «Стиляги». Как-то суммарно тогда все сложилось: талантливые люди, сюжет, общая ситуация… И потом на фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой» это чувство только упрочилось. Там вся команда была словно одна семья, и это для меня как раз то, что надо. Я только со своими могу работать.

— Вы не скрывали, что закулисная киношная среда вас однажды разочаровала своими интригами, злобой и завистью…

— С тех пор многое поменялось: появилось новое, молодое поколение — и все стало как-то чище и динамичнее. То есть совсем юные еще не дошли до центрального круга, а возрастные и желчные уже сошли с него. При такой данности сплетни, недовольные взгляды куда-то улетучились, сменившись уважением и некой нейтральностью по отношению друг к другу.

— Правда, что вы не жалуете кино про нашу мрачную действительность?

— Я по-прежнему не люблю эти псевдороссийские картины. В моем понимании они не должны ассоциироваться с кинематографом нашей страны. Режиссеры банально эксплуатируют этот удобный и несложный жанр, показывая все дурное. Увы, этой продукции меньше не становится. Хорошо бы, чтобы в будущем Россию представляли не чернуха, а такие ленты, как, например, «Аритмия» Бориса Хлебникова.

— Удивительно, что с вашей натурой вы совсем не задумываетесь о режиссуре или продюсерстве, а, наоборот, утверждаете, что женщины, которые рвутся в эту сферу, компенсируют какие-то неудачи в личной жизни…

— Знаете, я практически ни с кем из киношного мира не общаюсь, у меня нет там близких друзей, чтобы я была к нему каким-то образом притянута, поэтому и грандиозные планы в эту сторону отсутствуют. Естественно, там встречаются способные люди, которые без всякого натужного желания самоутвердиться делают что-то значимое. Вот Надя Михалкова собрала свою команду, сняла дебютную ленту «Проигранное место». Хорошую, цельную картину. Но это единичные случаи. А по большей части у этих женщин нет семьи, детей — и они в творчестве ищут способ приложения своих сил. И я их не осуждаю. Но во мне явно мало амбиций.

— Вы всегда себя видели женой и мамой?

— Да, и как-то незаметно быстро я стала мамой троих детей, но на деле оказалось, что дом и хозяйство это не совсем мое. Точнее, так: я домашняя, хотя и не люблю готовить. Зато обожаю наводить порядок, идеальную чистоту. Это занятие, кстати, прекрасно влияет на нервную систему. Так что все здорово, но я должна быть уверена, что в любой момент могу выйти из этого состояния.

— То есть съемки воспринимаете как бегство от быта?

— Ну, если хотите. Когда я заложница в четырех стенах и конца края этому не видно — начинаю сходить с ума. Естественно, от этого начинают страдать все вокруг, мои близкие, и подобную агонию, разумеется, нельзя допускать. Вот скоро начнутся съемки в полнометражной фантастической ленте, и у меня уже проснулся азарт. (Улыбается.)

— Не покидает ощущение, что с ранних лет этот мир вам не казался солнечным, уютным гнездышком…

— Он и теперь мне таким не кажется. Вероятно, он таков, но я еще не дошла до гармоничного принятия его. Я пока его не воспринимаю как пространство, которым должна наслаждаться. Меня мучает какой-то постоянный раздрай, чего-то вечно не хватает… Притом что я отдаю себе отчет, что это такой склад характера и есть вероятность, что все уляжется годам к сорока. Самое важное, чтобы рядом был человек, который бы понимал этот мой непростой внутренний мир. Вот мой муж именно такой. За восемь лет, что мы вместе, Арчил меня воспитал во многих аспектах бытия. Я стараюсь быть хорошей женой. С ним стала мудрее, это его огромная заслуга. До этого никому не удавалось настолько мощно на меня влиять. Собственно, только два человека удивительно тонко чувствуют струны моей души: лучшая подруга и он. (Улыбается.)

— В одном из интервью вы сказали, что для женщины ценно, когда своего мужчину ей не надо ни о чем просить…

— И я до сих пор не изменила мнения. Это основа всего. Потом уже ум, чувство юмора… Когда-то я не могла не увлечься хулиганами, бабниками, но это прошло.

— А что для вас неприемлемо?

— Вранье. Оно меня просто выбивает. Я сама правдивый человек и ненавижу даже мимолетную ложь.

— А как вам нерешительность, бездействие?

— Мужчины все этими свойствами отличаются. Пришла к выводу, что им надо выдавать определенные зоны влияния. Притом что я безумный контролер — и приходится себя сдерживать. Мужа, свекра я прошу отвечать за конкретный участок. Если не справились со своим сектором, то это уже не моя вина. (Улыбается.)

— Судя по всему, вы и мама не тревожная…

— Даже хладнокровная — так сформировалась. Шишка, синяк или порезанная нога меня не пугают. Болезни детей тоже паники не вызывают. Вот Арчил более чутко реагирует: Эмми упадет, он от ужаса даже лицо руками закрывает, и я иду — поднимаю ее. (Улыбается.)

— Ваш шестилетний сын Константин на кого похож?

— Он настоящий исследователь, ботан такой! К счастью, мозги у него от дедушки — академика РАН, доктора технических наук. Наверное, тоже будет ученым. Кока — редкий ребенок! Его скорее интригуют какие-то камни, кристаллы, нежели спортивные состязания. Может в футбол поиграть, но без особого энтузиазма. Интересуется историей, музыкой, легко говорит на трех языках — русском, английском, французском, чем очень папу радует.

— Вы с мамой были подругами, а со своими детьми придерживаетесь похожей системы воспитания?

— Я категорически против того, чтобы родители дружили с детьми. Они должны быть непререкаемым авторитетом, поддержкой, советчиками, но ни в коем случае не приятелями. Дистанция необходима. Я в принципе довольно строгая. Возможно, моя стратегия воспитания не всегда правильная, но с точки зрения мудрости общения с подрастающим поколением меня уравновешивает муж.

— Вредные привычки у вас присутствуют?

— Я курила, но уже восемь лет как бросила. Правда, тут на несколько месяцев дала слабину, вернулась к пагубной страсти, но теперь бросила уже окончательно. (Улыбается.)

— Насколько я знаю, и к спорту приобщились. В швейцарском высокогорном городке Виллар, где вы живете, когда находитесь не в Москве, играете в теннис, верно?

— Я пристрастилась к этой игре и уже жду не дождусь занятий с моим прекрасным препо-давателем Энди. (Улыбается.) Собственно, в Швейцарии особо нечего делать. Правда, этой зимой я еще на горные лыжи встала. Вообще сейчас я научилась себя как-то спокойно распределять между Швейцарией и Россией, пришлось выстроить эту систему взаимоотношений, поскольку живу на два дома.

— Вам комфортно длительное время находиться за границей?

— Мы же с вами не говорим о Лондоне или Нью-Йор-ке. Или хотя бы о морском курорте. Вот я обожаю теплые страны, но отчего-то судьба туда меня не заносит. Конечно, если однажды я окажусь в столь райском уголке, то есть вероятность, что мне не захочется его покинуть. (Улыбается.) Но пока мы живем в великолепной заснеженной глуши, куда все приезжают отдыхать, поэтому обстановка расслабленная. Я там сижу в нашем шале, отвожу сына в школу, захожу в супермаркет за продуктами…

— Экологически чистыми…

— Вот не слежу за этим! Ясно, что мы избегаем замороженных полуфабрикатов и едим качественную, домашнюю пищу.

— Стройность у вас исключительно природная?

— Генетически обусловленная. Я не произвожу над собой никаких специальных манипуляций. Не возлежу в шоколаде и водорослях в СПА-сало-нах. Только маникюр и педикюр делаю.

— И вам до сих пор не отпускают алкоголь, требуют паспорт?

— Именно. Сначала я ругалась, потом смеялась, а теперь отношусь как к обыденности. Раньше муж думал, что я его разыгрываю этими рассказами, а на днях мы вместе пошли в магазин за бутылкой вина, и продавщица на кассе его спрашивает: «Это вы будете оплачивать или ваша несовершеннолетняя подружка?!» (Смеется.)